Неточные совпадения
Марина вышла не очень эффектно: сначала на стене, за стулом, мелькнула ее
рука,
отбрасывая черный занавес, потом явилась вся фигура, но — боком; прическа ее зацепилась за что-то, и она так резко дернула
рукою материю, что сорвала ее, открыв угол двери. Затем, шагнув вперед, она поклонилась, сказав...
Он
отбрасывал их от себя, мял, разрывал
руками, люди лопались в его
руках, как мыльные пузыри; на секунду Самгин видел себя победителем, а в следующую — двойники его бесчисленно увеличивались, снова окружали его и гнали по пространству, лишенному теней, к дымчатому небу; оно опиралось на землю плотной, темно-синей массой облаков, а в центре их пылало другое солнце, без лучей, огромное, неправильной, сплющенной формы, похожее на жерло печи, — на этом солнце прыгали черненькие шарики.
Старик ловил ее
руку,
отбрасывал в сторону и говорил...
Криво улыбаясь, он часто встряхивал головой, рыжие волосы, осыпая щеки, путались с волосами бороды, обеими
руками он терпеливо
отбрасывал их за уши.
Пропев панихиду, пошли дальше, быстрее. Идти было неудобно. Ветки можжевельника цеплялись за подол платья матери, она дергала ногами,
отбрасывая их, и дважды больно ушибла ногу Клима. На кладбище соборный протоиерей Нифонт Славороссов, большой, с седыми космами до плеч и львиным лицом, картинно указывая одной
рукой на холодный цинковый гроб, а другую взвесив над ним, говорил потрясающим голосом...
Макаров стоял, сдвинув ноги, и это очень подчеркивало клинообразность его фигуры. Он встряхивал головою, двуцветные волосы падали на лоб и щеки ему, резким жестом
руки он
отбрасывал их, лицо его стало еще красивее и как-то острей.
Но глубоко и тяжело завален клад дрянью, наносным сором. Кто-то будто украл и закопал в собственной его душе принесенные ему в дар миром и жизнью сокровища. Что-то помешало ему ринуться на поприще жизни и лететь по нему на всех парусах ума и воли. Какой-то тайный враг наложил на него тяжелую
руку в начале пути и далеко
отбросил от прямого человеческого назначения…
Она остановилась, положила ему
руку на плечо, долго глядела на него и вдруг,
отбросив зонтик в сторону, быстро и жарко обвила его шею
руками, поцеловала, потом вся вспыхнула, прижала лицо к его груди и прибавила тихо...
В
руках Мити был медный пестик, и он машинально
отбросил его в траву.
— Где там? Скажи, долго ли ты у меня пробудешь, не можешь уйти? — почти в отчаянии воскликнул Иван. Он оставил ходить, сел на диван, опять облокотился на стол и стиснул обеими
руками голову. Он сорвал с себя мокрое полотенце и с досадой
отбросил его: очевидно, не помогало.
Я поспешил ее обнадежить. Она замолчала, взяла было своими горячими пальчиками мою
руку, но тотчас же
отбросила ее, как будто опомнившись. «Не может быть, чтоб она в самом деле чувствовала ко мне такое отвращение, — подумал я. — Это ее манера, или… или просто бедняжка видела столько горя, что уж не доверяет никому на свете».
Старик уже
отбросил все мечты о высоком: «С первого шага видно, что далеко кулику до Петрова дня; так себе, просто рассказец; зато сердце захватывает, — говорил он, — зато становится понятно и памятно, что кругом происходит; зато познается, что самый забитый, последний человек есть тоже человек и называется брат мой!» Наташа слушала, плакала и под столом, украдкой, крепко пожимала мою
руку.
Ее толкнули в грудь, она покачнулась и села на лавку. Над головами людей мелькали
руки жандармов, они хватали за воротники и плечи, отшвыривали в сторону тела, срывали шапки, далеко
отбрасывая их. Все почернело, закачалось в глазах матери, но, превозмогая свою усталость, она еще кричала остатками голоса...
Офицер быстро хватал книги тонкими пальцами белой
руки, перелистывал их, встряхивал и ловким движением кисти
отбрасывал в сторону. Порою книга мягко шлепалась на пол. Все молчали, было слышно тяжелое сопение вспотевших жандармов, звякали шпоры, иногда раздавался негромкий вопрос...
Они поехали. Одним сильным взмахом
руки Марья Николаевна
отбросила назад свои волосы. Посмотрела потом на свои перчатки — и сняла их.
—
Отбросьте это душевное настроение!.. Это, повторяю вам еще раз, аскетический эгоизм… равнодушие Пилата, умывшего себе
руки! — почти кричал Сверстов, не слыхавший даже, что в губернии происходит сенаторская ревизия, и знавший только, что Крапчик — масон: из длинного же письма того он понял одно, что речь шла о чиновничьих плутнях, и этого было довольно.
— Ой, нет! — вздрогнув и
отбрасывая его
руку, воскликнула девушка. — Что вы?
Развяжите человеку
руки, дайте ему свободу высказать всю свою мысль — и перед вами уже встанет не совсем тот человек, которого вы знали в обыденной жизни, а несколько иной, в котором отсутствие стеснений, налагаемых лицемерием и другими жизненными условностями, с необычайною яркостью вызовет наружу свойства, остававшиеся дотоле незамеченными, и, напротив,
отбросит на задний план то, что на поверхностный взгляд составляло главное определение человека.
Рассказчик усмехнулся, протянув
руку к бутылке, — она была пуста. Он небрежно
отбросил ее на камни, где валялись молотки, кирки и темной змеей вытянулся кусок бикфордова шнура.
Даша молча замарала все начерченное ее пером,
отбросила с недовольной гримаской рукопись, встала, надела на себя широкополую соломенную шляпу и, подавая
руку Долинскому, несколько сурово сказала...
Рудин откинул назад свои седые и уже жидкие волосы тем самым движением
руки, каким он некогда
отбрасывал свои темные и густые кудри.
В кабинете профессора, где тускло горела одна лампа,
отбрасывая пучок на стол, Персиков сидел, положив голову на
руки, и молчал.
И кость отпала. В
руках у Демьяна Лукича осталось то, что было девичьей ногой. Лохмы мяса, кости! Все это
отбросили в сторону, и на столе оказалась девушка, как будто укороченная на треть, с оттянутой в сторону культей. «Еще, еще немножко… не умирай, — вдохновенно думал я, — потерпи до палаты, дай мне выскочить благополучно из этого ужасного случая моей жизни».
Неужели и впрямь не прошли они
рука в
руку столько годов своей жизни — одни, вдвоем,
отбросив весь мир и соединив каждый свой мир, свою жизнь с жизнью друга?
И хотя он это все говорил по-итальянски, своим сладким и певучим генуэзским акцентом, но и без перевода смысл стихов был ясен, благодаря его необыкновенно выразительным жестам: с таким видом внезапной боли он отдергивал
руку, обожженную воображаемым огнем, — и с такой гримасой брезгливого отвращения он
отбрасывал от себя холодный уголь.
Отбрасывая поспешно эту вторую, он нащупал узел петли, быстро сдвигавшейся около кисти его
руки.
— А… кто он? — спросил Полканов, не чувствуя неловкости вопроса, и, сорвав попавшуюся под
руку ветку, далеко
отбросил её от себя.
Он вскочил на паперть, широко размахнул
руками,
отбрасывая людей в стороны, обернулся к площади и закричал во всю грудь...
Рука у него просто как молонья летает, и дым от поярка уже столбом валит, а Севастьян знай печет: одной
рукой поярочек помалу поворачивает, а другою — утюгом действует, и все раз от разу неспешнее да сильнее налегает, и вдруг
отбросил и утюг и поярок и поднял к свету икону, а печати как не бывало: крепкая строгановская олифа выдержала, и сургуч весь свелся, только чуть как будто красноогненная роса осталась на лике, но зато светлобожественный лик весь виден…
Он стал на ноги и посмотрел ей в очи: рассвет загорался, и блестели золотые главы вдали киевских церквей. Перед ним лежала красавица, с растрепанною роскошною косою, с длинными, как стрелы, ресницами. Бесчувственно
отбросила она на обе стороны белые нагие
руки и стонала, возведя кверху очи, полные слез.
Худое и до невероятности истомленное лицо раскраснелось от слез как-то неестественно, чахоточно; она
отбросила волосы за ухо и склонила на
руку, опертую на стол, свою голову.
Вероятно, от скуки он однажды обратил внимание на дядину горничную Харитину, высокую, сильную девушку, тихую и серьезную, с большими синими, постоянно немного грустными глазами. Как-то вечером, встретившись с Харитиной в сенях, Авилов обнял ее. Девушка молча
отбросила его
руки от своей груди и так же молча ушла. Офицер смутился и, озираясь, на цыпочках, с красным лицом и бьющимся сердцем прошел в свою комнату.
Гаврила Романыч сидел на огромном диване, в котором находилось множество ящиков; перед ним на столе лежали бумаги, в
руках у него была аспидная доска и грифель, привязанный ниткой к рамке доски; он быстро
отбросил ее на диван, встал с живостью, протянул мне
руку и сказал: «Добро пожаловать, я давно вас жду.
Но Глафира быстрым движением
отбросила от себя обвившие ее
руки Горданова и, погрозив ему с улыбкой пальцем, подавила пуговку электрического звонка и сама отошла и стала против зеркала.
Ванскок стояла посреди комнаты на том самом месте, где ее обнял Горданов; маленькая, коренастая фигура Помадной банки так прикипела к полу всем своим дном, лицо ее было покрыто яркою краской негодования, вывороченные губы широко раскрылись, глаза пылали гневом и искри лись, а
руки, вытянувшись судорожно, замерли в том напряжении, которым она
отбросила от себя Павла Николаевича.
Теркин не потерялся. Он схватил обе
руки Перновского и
отбросил его на какой-то тюк.
Выхватит один бланк,
отбросит, потом опять схватит и насадит на медный крючок, висевший на стене за его спиной, начнет снова швырять и выдувать воздух носом, а левой
рукой ерошит себе редкие волосы около лысины.
Вдруг кто-то дотронулся до его плеча. Сабиров вскочил и сделал шаг к проруби, но две сильные
руки схватили его поперек тела и
отбросили снова на ледяной выступ.
В эту минуту чья-то сильная
рука схватила его за шиворот и
отбросила в сторону. Между ним и его жертвой встала высокая женщина. Все это произошло так скоро, что Семен Семенович не успел опомниться и помутившимся взглядом смотрел на бледную женщину. Он вспомнил описания привидения и трусливый и суеверный, как все негодяи, задрожал.
Еще с вечера Федор объявил, что ему было душно в хате, и отворил оконце; когда же ложился в постелю, то, запустив
руку под изголовье, выхватил узелок и выбросил его на двор с такою же быстротою, с какою обыкновенно
отбрасывал он горящий уголь, когда доставал его из печи, чтоб закурить трубку.
И тогда с диким ревом он бежит к дверям. Но не находит их и мечется, и бьется о стены, об острые каменные углы — и ревет. С внезапно открывшеюся дверью он падает на пол, радостно вскакивает, и — чьи-то дрожащие, цепкие
руки обнимают его и держат. Он барахтается и визжит, освободив
руку, с железною силою бьет по голове пытавшегося удержать его псаломщика и,
отбросив ногою тело, выскакивает наружу.
И тут совершилось то мятежное и великое, чего с таким ужасом, так загадочно ожидали все. О. Василий
отбросил звякнувшую дверцу и через толпу, разрезая пестроту ее одежд своим черным торжественным одеянием, направился к черному, молчаливо ждущему гробу. Остановился, поднял повелительно правую
руку и торопливо сказал разлагающемуся телу...